Ровно 30 лет назад, 17 марта 1991 года, состоялся референдум о судьбе СССР. Большинство граждан страны тогда положительно ответили на вопрос о необходимости сохранения Советского Союза «как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности». При этом власти ряда союзных республик бойкотировали плебисцит, фактически в открытую взяв курс на выход из Союза, что, впрочем, не помешало центральным властям провести голосование и там — с нужными себе результатами. Почему Москва сквозь пальцы смотрела на демарши властей республик и агитацию против сохранения Союза, зачем понадобилась столь запутанная формулировка вопроса, в чем была странность реакции Кремля на итоги референдума и почему высшая форма народного волеизъявления не помогла сохранить страну, которая распалась спустя несколько месяцев, «Ленте.ру» рассказал Виктор Алкснис, депутат Верховного Совета СССР, лидер крупнейшего объединения Съезда народных депутатов СССР — группы «Союз», активно выступавший за сохранение СССР и получивший среди своих оппонентов прозвище Черный полковник. «Лента.ру»: Какова была политическая ситуация в СССР, когда принималось решение о референдуме? Зачем он был нужен? Виктор Алкснис: Он был абсолютно не нужен. Я выступал против проведения этого референдума, потому что Горбачев просто хотел продемонстрировать, что он обеспокоен судьбой Союза, и для этого необходимо проведение референдума. Но что ему мешало без референдума применять меры к предотвращению развала страны? Ничего. Он боялся брать на себя ответственность за то, чтобы спасать страну. Хотя в его распоряжении был Верховный Совет, который принял бы решение о введении чрезвычайного положения. Были силовые структуры, готовые выполнить приказ главнокомандующего по наведению порядка в стране. Но он на это не шел. Он боялся. Боялся чего? Ответственности. И поэтому придумали эту штуку — референдум, который, по сути дела, сыграл негативную роль в разрушении Советского Союза. Дело в том, что Горбачев фактически поставил под сомнение союзный договор 1922 года — той туманной формулировкой вопроса референдума по поводу «обновленного Союза» и постоянными выступлениями о том, что нужно подписывать новый союзный договор. Здесь нужно вспомнить одну вещь из области права: государство, создаваемое на основе союзного договора, является договорной конфедерацией, а федерация создается на основании конституции. На деле своим неучастием в референдуме они получили для этого дополнительный аргумент. Далее, раз по закону референдум был признан высшим волеизъявлением народа, надо было это решение выполнять. Но разве на следующий день после референдума Горбачев выступил с обращением о том, что народ проголосовал за сохранение Советского Союза и что для этого будет принят ряд мер? Если все было бы так, я бы признал свою неправоту. Но, к моему горькому сожалению, я оказался прав. Горбачев никаких мер по поводу результатов референдума не принял. Он зафиксировал, что ряд союзных республик уже по сути вышли из состава СССР. Как вы думаете, почему такой запутанной была формулировка вопроса, вынесенного на референдум? Ее ругали за двусмысленность еще современники. Почему нельзя было просто спросить: «Считаете ли вы необходимым сохранение СССР?» Формулировка вопроса референдума, естественно, была согласована с Горбачевым. А он был заинтересован в ее туманности. Я думаю, он надеялся, что референдум провалится: мол, видите — итоги референдума неудовлетворительные, поэтому Союз надо распускать. Как я уже говорил, проводить референдум в той ситуации не было никакой необходимости, надо было действовать, спасать страну. Изначально ведь предполагалось, что на плебисцит вынесут и другие вопросы (например, вопрос о частной собственности на землю). Почему в итоге остался только один? Потому что в той ситуации сохранение страны было самой главной задачей. Я в тот период говорил, выступая с трибуны Съезда народных депутатов СССР и с трибуны Верховного Совета, что для нас сейчас главное — сохранить страну, ее границы, когда же эта задача будет выполнена, можно решать вопросы о земле, о рыночных реформах, и прочее, прочее, прочее. Но в условиях развала страны решать какие-либо вопросы вообще невозможно. Посмотрите, ведь Китай поступил намного мудрее. В отличие от Горбачева, который начал сразу проводить бестолковые реформы, не отдавая себе отчета в их последствиях, брался сразу за все — одновременно проводил и экономические, и политические реформы. Мы же помним из теории, что существуют базис и надстройка. Нельзя одновременно реформировать и базис, и надстройку. А ведь в 1989 году, когда все это начиналось, стартовые условия в СССР были на порядок лучше, чем в Китае: мы не ходили в калошах из автомобильных шин на босу ногу. Если бы мы тогда сначала пошли на экономические реформы, накормили бы страну, дав людям в каждом магазине по 20 сортов колбасы — такая возможность была, — а потом уже начали политические изменения, все было бы по-другому. Вы видели, сколько в Москве китайских туристов было до коронавируса? По ним видно, что они довольны жизнью, их мало интересуют какие-то политические проблемы, они сыты и довольны, могут разъезжать по всему миру, достаточно обеспеченно живут, и поэтому счастливы. Им наплевать на какие-то призывы и лозунги. «Союзные республики послали Москву на три буквы» Вы уже упоминали, что некоторые союзные республики отказались проводить у себя общегосударственный референдум. Согласно Конституции СССР разве они имели на это право? Конечно, нет. В Конституции СССР был зафиксирован приоритет законов СССР над республиканскими, а также приоритет решений общесоюзных органов власти над решениями органов союзных республик. Не имели права они этого делать. Но тогда уже шел развал, и сепаратистски настроенное руководство союзных республик применяло тактику малых шагов: они совершали небольшое нарушение Конституции СССР или законов СССР и смотрели на реакцию Москвы. Москва не реагировала или реагировала, выражая очередную «озабоченность». После этого они делали следующий шаг, уже чуть смелее. В итоге они, извините, послали Москву на три буквы. Однако вплоть до самого распада СССР республики боялись, понимая, что у Кремля, у Горбачева есть все козыри, и если он будет действовать жестко и принципиально, многим не поздоровится. В доказательство я приведу еще один факт. За неделю до всесоюзного референдума в Латвии был проведен опрос по поводу выхода из состава СССР. Казалось бы, после того, как республика продекларировала свою независимость, логично провести референдум, который имеет юридическую силу. А тогда прямо говорилось, что итоги опроса носят консультативный характер. То есть они боялись, что если очень резво шагнут вперед, то Москва отреагирует и пришлет туда «Альфу» и воинские части, а затем всех виновных в сепаратизме отправит отдыхать на южный берег Северного Ледовитого океана. К сожалению, спустя несколько месяцев не хватило политической воли уже и у членов ГКЧП, чтобы действовать так, как действовал Дэн Сяопин в мае 1989 года на площади Тяньаньмэнь. Теперь, спустя 30 лет, мы видим, в каком состоянии находится Китайская Народная Республика и в каком состоянии находится Россия. «Двух президентов в одной стране быть не может» Вы согласны, что ту же тактику малых шагов применяли и руководители ключевых республик Союза — РСФСР и УССР? Разве не об этом говорят референдумы, проводившиеся в них одновременно с общесоюзным (о введении поста президента РСФРСР и членстве Украины в обновленном Союзе на основе декларации о собственном государственном суверенитете)? Да, это та же самая тактика. Казалось бы, подумаешь — РСФСР проводит референдум о введении поста президента. Однако двух президентов в одной стране быть не может. Надеюсь, вы со мной согласитесь. Тут надо сказать, что российские власти, в отличие от союзных, выполнили решение своего референдума и провели выборы президента РСФСР в июне 1991 года. После принятия Декларации о государственном суверенитете РСФСР годом ранее это был второй смертельный удар по целостности единого государства. На Украине в закамуфлированной форме, по сути, тоже обсуждался вопрос о выходе из состава СССР. Дело в том, что упоминавшаяся в вопросе украинского референдума Декларация о государственном суверенитете Украины, которая была списана с Декларации о суверенитете РСФСР, создавала еще один сильный центр власти, хотя, конечно, не такой могущественный, как в РСФСР. Получается, что руководители союзных республик уже тогда, в первые месяцы 1991 года, действовали на сознательное разрушение единого государства? В тот период я как народный депутат СССР контактировал со всеми — от Ельцина до депутатов Верховного Совета РСФСР — и могу сказать, что в тот период политическая элита РСФСР испытывала головокружение от успехов. Они прекрасно осознавали, что сердцем и основой, становым хребтом Советского Союза является именно РСФСР, что ни одна союзная республика не пойдет на разрушение единой экономики. В этой ситуации они решили развалить союзный центр, надеясь, что республики при этом никуда не денутся и приползут на коленях в Москву, упрашивая взять их обратно, потому что одни они не выживут. Однако, к сожалению, в бывших союзных республиках победила идея «будем нищими, но свободными». В итоге мы имеем то, что имеем: единая экономика уничтожена, в республиках проведена гигантская деиндустриализация. «Верхушка КПСС утратила даже чувство самосохранения» Насколько мощной была агитация против сохранения СССР? Разве это было не противозаконно? Сейчас за подобное сразу посадили бы, наверное. О чем тут говорить! Это был период, когда верхушка КПСС утратила даже чувство самосохранения и была неспособна адекватно реагировать на происходящее. Много рассказывают про «народные фронты» в Прибалтике, которые развязали кампании, закончившиеся выходом этих республик из Советского Союза. Но никто не вспоминает, что эти организации были созданы по указанию ЦК КПСС, а конкретно Александра Яковлева и Горбачева, как движения в поддержку перестройки. Горбачев постоянно говорил, что перестройка буксует, поэтому надо усилить ее народную поддержку. Выбор для проведения этого эксперимента именно прибалтийских республик объяснялся тем, что они имеют опыт государственности в 1920-1930-е годы и что там высокая культура населения. После этого из ЦК КПСС пошли директивы руководству трех республик и местным органам КГБ о создании «народных фронтов». Доходило до абсурда: мне известны примеры, когда секретари парткомов — тогда на всех предприятиях были партийные комитеты и штатные парторги, то есть руководители этих партийных организаций, — получали указание от вышестоящих партийных органов о необходимости создания на своих предприятиях первичных организаций Народного фронта. Некоторые возражали, говоря, что мы своими руками создаем чудовище, которое нас сожрет через некоторое время. За это они получали партийные взыскания. Еще один пример. Скажем, в Латвии все СМИ были переданы под контроль сторонников Народного фронта, даже партийные печатные органы. Тогда — это был еще 1988 год — я принимал участие в первых собраниях Народного фронта Латвии. Поначалу там люди не делились на латышей, русских, евреев, татар и так далее. Обсуждались общедемократические идеи, шла более-менее нормальная дискуссия. Бывало, что появлялись отдельные националисты и сепаратисты, но на них смотрели как на умалишенных или городских сумасшедших. Но постепенно радикальных выступлений становилось все больше. Начали говорить о засилье приезжих, что Латвия теряет свою «латышскость», поэтому надо прекращать строительство крупных объектов на территории республики. Тогда существовал большой проект строительства на реке Даугава Даугавпилсской ГЭС, которая должна была обеспечить электроэнергией почти всю Прибалтику. Кроме того, поскольку население Риги приближалось к миллиону жителей, по нормативам тех лет надо было строить метро. Уже готовы были начать, было выделено финансирование, но против снова выступил Народный фронт Латвии — по тем же причинам. Представьте, какая была ситуация в тот период: враждебная организация, которая ясно демонстрировала, что выступает за развал Советского Союза, пользовалась максимальной поддержкой партийных и государственных органов власти. При этом те силы, которые она объединяла, еще до выхода из СССР получили фактический контроль над республикой. Вы совершенно правильно задали вопрос: если бы сейчас в России кто-то попробовал сделать хотя бы одну десятую того, что тогда творили в Латвии, можно представить, что с этими людьми было бы. Как проходило голосование на референдуме? Были какие-то эксцессы? Нет, эксцессов особо не было. В той же Латвии, так как власти республики отказались проводить референдум, участки пришлось организовывать в воинских частях и тех учреждениях, которые находились в союзном подчинении. То есть люди толком не знали, куда идти. Я помню, что один из участков был на территории Рижского высшего военного авиационного инженерного училища имени Якова Алксниса, которое я окончил в 1973 году. Там стояла очередь из людей, пришедших проголосовать, длиной в несколько сотен метров. Так что участков было немного. Кроме того, практически не было информации о том, где находятся участки для голосования. Те, кто все же проголосовал в Латвии, поддержали сохранение СССР? Я уже говорил, что за неделю до референдума состоялся консультативный опрос о независимости республики от СССР, и там более 90 процентов опрошенных высказалось за выход из состава Союза. А на референдуме о сохранении Советского Союза свыше 95 процентов проголосовавших поддержали сохранение единого государства. «Представляете, какую чушь говорил секретарь ЦК КПСС?» Как в Кремле оценили итоги референдума? В Кремле выражали восторг по поводу итогов референдума. А я тогда прямо в лоб спросил секретаря ЦК КПСС Яковлева: «Александр Николаевич, что вы собираетесь делать дальше?». Он ответил: «А что делать? Народ высказался, все встало на свои места, и никакого разрушения Советского Союза не будет». Я его переспросил, серьезно ли он так считает. Он снова повторил, что они свое дело сделали, и теперь все будет хорошо. Представляете, какую чушь говорил секретарь ЦК КПСС? А все эти сепаратисты и националисты плевать хотели на итоги этого референдума. Там надо было не референдум проводить, а принимать жесткие меры, ведя борьбу не на словах, а на деле. Почему в итоге Горбачев не смог воспользоваться столь сильной картой, как итоги референдума о сохранении СССР, и единое государство все-таки развалилось спустя несколько месяцев? А потому, что Горбачев по своей натуре трус. Для него главное было — жажда власти. Но бороться за нее он был неспособен. Вот вам такой пример: в июне 1991 года было созвано внеочередное заседание Верховного Совета СССР, оно было закрытым. На него пришли все силовые министры: министр обороны, председатель КГБ, глава МВД. Они огласили объективную информацию о ситуации в стране. Это вызвало шок у депутатов: все знали, что дело плохо, но что настолько плохо и идет к катастрофе — не представляли. Это было мнение подавляющего числа депутатов Верховного Совета СССР. Я тогда находился в зале и порадовался, выступил в поддержку этих срочных мер. И тут вдруг берет слово Анатолий Иванович Лукьянов, который был сторонником сохранения СССР и пользовался большим авторитетом у депутатов — ему все-таки не зря тогда присвоили звание лучшего спикера Европы, а награждала его, кстати, Маргарет Тэтчер, — и неожиданно начинает спускать это дело на тормозах, несмотря на то, что люди уже готовы были проголосовать. В итоге он уговорил депутатов сначала «посоветоваться с Михаилом Сергеевичем», и голосовать за введение чрезвычайного положения тогда не стали. А потом всех министров вызвали к Горбачеву, который начал им внушать, что они неправы, что все не так плохо. В итоге через пару дней прошло новое заседание Верховного Совета СССР, на котором уже эти министры призывали депутатов не спешить с введением чрезвычайного положения. А через два месяца был ГКЧП. Ровно за месяц до этого, 19 июля 1991 года, у нас было последнее заседание перед отпуском. Ко мне подошел помощник Лукьянова и сказал, что он просит к нему подойти. Я регулярно с ним контактировал как руководитель крупнейшей депутатской группы съезда, у меня были с ним хорошие отношения, я его очень уважал и ценил. И вот я захожу к Лукьянову, который умел всегда себя сдерживать, а тут он в буквальном смысле начинает на меня наезжать: «Ты что творишь? Неужели ты не понимаешь, что Горбачев как генеральный секретарь компартии, президент СССР — это единственное наше спасение? А ты своей критической атакой на Горбачева губишь страну!». Я на него смотрю и думаю: «Анатолий Иванович, неужели вы не понимаете, что несете чушь?». Хотя, еще раз говорю, он прекрасно понимал, к чему все идет, но партийная дисциплина, вертикаль власти и его задавила. Я вышел из кабинета Лукьянова, мягко выражаясь, потрясенным. «В большинстве остальных республик люди сидели и ждали, чья возьмет» Какое значение в целом имел референдум о сохранении СССР? Референдум имел положительное моральное значение. Это было что-то вроде опроса, который показал, что большинство граждан Советского Союза являются сторонниками сохранения СССР. Правда, возникает вопрос, для чего же его тогда проводили. Ситуация в стране была критическая. Здесь надо отметить, что решающую роль в разрушении Советского Союза сыграли отнюдь не сепаратистские прибалтийские и другие республики. Ведущую роль сыграл съезд народных депутатов РСФСР, который 12 июня 1990 года принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, где был зафиксирован приоритет республиканского права над союзным. То есть фактически эта декларация создала второй центр власти в стране. Ну не может быть в стране два центра власти! Учитывая, что РСФСР была республикой-основой, сердцем Советского Союза, появление в ней собственного, отдельного от общесоюзного центра ни к чему хорошему привести не могло. И в конце концов уже через год с небольшим все так и получилось — Союз рухнул. Если бы не было этой декларации, если бы депутаты РСФСР во главе с Ельциным не ставили союзным властям палки в колеса, постоянно выступая в поддержку сепаратистов и националистов в союзных республиках, все было бы по-другому. Вспомните, в январе 1991 года, когда происходили известные события в Вильнюсе и Риге, когда уже было ясно, что надо бороться за сохранение Союза, в этой ситуации Ельцин совершает визиты в прибалтийские республики и подписывает с ними договоры, в которых признается суверенитет друг друга, то есть фактически декларируется их выход из состава СССР. Инициатором этого выступил Ельцин. Как русский человек может подписывать смертный приговор России? Так что, повторюсь, в той ситуации, которая тогда сложилась, референдум о сохранении СССР имел чисто моральное значение. Трагедия — и, я считаю, преступление — Горбачева в том, что он не выполнил решение этого голосования. При этом союзный центр с каждым днем терял все больше полномочий, экономическая ситуация ухудшалась. Неспроста за два года до этого, в мае 1989-го, выдающийся российский писатель Валентин Распутин, выступая с трибуны съезда народных депутатов СССР, задал риторический вопрос о том, не пора ли РСФСР подумать о выходе из состава СССР. И я вот думаю: это была такая издевка, или действительно в умах многих российских интеллигентов, русских по национальности, бродила идея, что надо сбросить все союзные республики, особенно среднеазиатские и кавказские, и жить своим умом. Эти настроения поддерживались, чтобы люди считали, что этого хорошо. Но в реальности это вело к разрушению страны. Опасения по поводу того, что из-за силовых действий Горбачева по сохранению СССР могла начаться гражданская война, — это бредни. В тот период под его контролем находились все силовые структуры. Армия была управляема, едина и была готова выполнить любой приказ верховного главнокомандующего, направленный на сохранение Советского Союза. Я офицер, полковник и хорошо знал настроения моих товарищей. Но такого приказа не было. В итоге получилось то, что получилось. Примером того, что было бы, если бы были применены жесткие меры, является моя родная Латвия. Об этом мало говорят, но Латвия оказалась единственной союзной республикой, в которой ГКЧП победил. По крайней мере 19-20 августа. 200 бойцов рижского ОМОН взяли под полный контроль ситуацию в республике. Все активисты Народного фронта, его руководство и даже руководство самой Латвии попрятались, боясь, что «кровавые гэкачеписты» отправят их на южный берег Северного Ледовитого океана пилить лобзиками сосны. В республике 19-20 августа не произошло ни одной акции протеста против ГКЧП. Хотя до этого Народный фронт Латвии легко выводил на улицы десятки тысяч людей. Руководство Латвии в эти дни во главе с председателем Верховного Совета республики Анатолием Горбуновым, который тогда уже стал Горбуновсом, звонило командующему войсками Прибалтийского военного округа генерал-полковнику Кузьмину и просило о срочной встрече, в ходе которой они хотели сообщить ему о своей лояльности ГКЧП и готовности выполнять его распоряжения. При этом наиболее ретивые докладывали Кузьмину о том, что они оплатили членские взносы КПСС, хотя не перечисляли на это денег уже на протяжении двух лет, заявив о своем выходе из партии. И в Латвии была тишина два дня. Ни стрельбы, ни акций протеста — ничего не было. Погиб лишь один человек, водитель микроавтобуса, который пытался проехать мимо пикета рижского ОМОН, не подчинившись требованию остановиться. Больше ни одного пострадавшего не было. Если бы подобным образом действовали и в других союзных республиках, я уверен, было бы то же самое. Второй пример был в Грузии. Там руководителем был уже известный к тому времени борец за независимость — первый президент республики Звиад Гамсахурдия. Он постоянно дистанцировался от Москвы, говорил, что это чужое государство. Все попытки заставить его распустить национальную гвардию Грузии, которую он начал создавать, были безуспешными. А утром 19 августа он вдруг позвонил командующему Закавказским военным округом генерал-полковнику Валерию Патрикееву и доложил, что только что подписал указ о роспуске национальной гвардии и готов выполнять распоряжения ГКЧП. В большинстве остальных республик люди сидели и ждали, чья возьмет. Если бы в той ситуации ГКЧП действовал принципиально жестко, распада страны можно было избежать. Ведь они, по сути дела, выполняли решения референдума, в отличие от Горбачева. Но увы.
