Известие о том, что следующим президентом США станет Джо Байден, вызвало в Южной Корее вздох облегчения. Причем новость обрадовала не только правящий левонационалистический лагерь, но и правоконсервативную оппозицию, что бывает не часто. Корейские правые не любили Трампа за то, что он часто критиковал военный союз США с Южной Кореей. Это вызывало у них опасения, что в случае переизбрания он может заключить с Северной Кореей соглашение, предусматривающее существенное сокращение американского военного присутствия на Корейском полуострове. У администрации действующего президента Мун Чжэ Ина отношение к результатам американских выборов сложное. С одной стороны, с Трампом были связаны надежды на компромиссное соглашение между США и Северной Кореей — южнокорейские левые, в отличие от правых, были бы рады такому соглашению. С другой — официальный Сеул раздражала риторика и стиль Трампа. В итоге главные политические силы в Южной Корее ждут от следующего президента США ровно противоположного. Левые — нового компромисса на Корейском полуострове, а правые — прекращения «бессмысленных и опасных заигрываний с Пхеньяном». Жесткость и компромисс Противоречие в ожиданиях налицо, но сейчас действительно трудно сказать, какую политику в отношении Северной Кореи будет проводить администрация Байдена — Вашингтон оказался на развилке. С одной стороны, Байден не раз критиковал попытки Трампа улучшить отношения с Северной Кореей без гарантий ядерного разоружения. Во время дебатов Байден несколько раз назвал Ким Чен Ына «бандитом» (thug) и заявил, что будет вести переговоры с Пхеньяном, только если Северная Корея согласится на отказ от ядерного оружия. Учитывая, что Северная Корея на это не пойдет ни при каких обстоятельствах, подобное заявление означает, что Байден не готов к переговорам с КНДР. Таким образом, может показаться, что Байден — сторонник жесткой линии в отношении Северной Кореи. Однако у ситуации есть и другая сторона. В последние годы именно те американские эксперты, кто связан с Демократической партией, все лучше осознают, что им, вообще говоря, следовало осознать лет пятнадцать назад: ядерная программа Северной Кореи является необратимым фактом мировой стратегической ситуации. В среде Демократической партии и связанных с ней экспертов (то есть среди кадрового резерва администрации) крепнет понимание, что единственным выходом может стать компромисс, включающий фактическое признание того, что Северная Корея является ядерной державой и останется таковой в обозримом будущем. Вдобавок Байден и его окружение, в отличие от Трампа, не любят выстраивать переговоры сверху вниз. Такой подход предусматривает, что сначала лидеры заключают некое общее соглашение с главными контурами того, чего они хотят добиться, а проработку конкретных деталей оставляют специалистам. Байден, наоборот, склонен к тому, чтобы начинать с тщательных переговоров на низовом уровне. Это означает, что вопросами Северной Кореи в Вашингтоне будут заниматься специалисты, среди которых преобладает уверенность в том, что компромисс неизбежен, что время надежд на полное ядерное разоружение Северной Кореи прошло и что сейчас следует думать не о разоружении, а о контроле над уже существующим ядерным арсеналом. Таким образом, все жесткие заявления Байдена, возможно, не стоит принимать совсем уж за чистую монету. Скорее всего, они обозначают ту позицию, которую новая администрация будет занимать в первые месяцы после инаугурации. Заход Пхеньяна В этой связи возникает угроза, что Пхеньян, столкнувшись с нежеланием американцев вступать в переговоры, может прибегнуть к своей обычной тактике — создать «искусственный кризис». Сначала «провокационными» действиями резко повысит уровень напряжения, а потом согласится на переговоры и возвращение к докризисной ситуации, получив за свою готовность отступить какое-то вознаграждение. В данном случае это может быть готовность США вести переговоры о компромиссном решении. Поэтому у руководства Северной Кореи сейчас есть соблазн выйти из одностороннего моратория на испытание межконтинентальных баллистических ракет, о котором страна объявила в начале 2018 года. На впечатляющем ночном параде в Пхеньяне 10 октября публике продемонстрировали как старые, испытанные, так и новые образцы межконтинентальных баллистических ракет (МБР), способных поражать цели на территории США. В настоящий момент в распоряжении Северной Кореи имеется по крайней мере три типа МБР, способных нанести удар по континентальной части США, причем один из них, впервые показанный именно на параде 10 октября, пока ни разу не испытывали. Запуск МБР и, возможно, проведение еще одних ядерных испытаний в первые же месяцы президентства Байдена, безусловно, напомнит Вашингтону о том, что Северная Корея не намерена терпеливо ожидать, когда американская сторона соблаговолит начать переговоры, и что ядерщики и ракетчики продолжают успешно трудиться. Южнокорейская дипломатия, правда, принимает все меры для того, чтобы отговорить руководство Северной Кореи от столь жестких мер. Скорее всего, в похожем направлении работает и китайская дипломатия. Именно позиция Китая представляется решающим фактором, который определит события ближайших месяцев. Из-за обострения противоречий с Вашингтоном Пекин заинтересован в сохранении стабильности в регионе и не хочет давать США поводов для наращивания присутствия вблизи китайских границ. С другой стороны, зависимость Северной Кореи от Китая в условиях жестких санкций достигла беспрецедентного уровня — только Китай, заинтересованный в сохранении статус-кво, готов оказывать Северной Корее значительную помощь, в том числе в нарушение санкций ООН. Так что не исключено, что под давлением Пекина, от которого Пхеньян сейчас так сильно зависит, руководство КНДР откажется от излишне жестких действий. Хотя с точки зрения самого Пхеньяна сейчас имеет смысл пойти на обострение и создать кризис, чтобы таким образом подтолкнуть Байдена к переговорам и уступкам. Выбор России Возникает и вопрос, как события на Корейском полуострове скажутся на интересах России и может ли Москва повлиять на происходящее. Увы, возможности России на Корейском полуострове, которые и так уже несколько десятилетий были ограниченными, пожалуй, только сократятся с приходом к власти администрации Байдена. В отличие от Китая Россия не может оказывать на Северную Корею экономическое давление. Несмотря на санкции и беспримерные по жесткости карантинные меры, северокорейская экономика держится на плаву и избегает голода во многом потому, что Китай готов ее поддерживать — именно ценой этих субсидии Китай приобретает некоторое влияние в Пхеньяне. Однако роль России в оказании Северной Корее экономической помощи в последние 30 лет была более чем скромной. Объем торговли между Россией и Северной Кореей, даже если принять во внимание значительный «неофициальный компонент», тоже остается очень небольшим — речь идет о сотнях миллионов долларов, в то время как в случае с Китаем счет идет на миллиарды. До недавнего времени Россия была интересна Пхеньяну как относительно доброжелательный и безопасный посредник в переговорах с США и Западом, а также как некоторый дипломатический противовес при этих контактах. В отличие от Китая, к которому в Пхеньяне относятся с опаской, России северокорейское руководство не особо боится, понимая, что у Москвы нет ни желания, ни возможности вмешиваться во внутреннюю политику Северной Кореи. К тому же до определенного момента у России были некоторые возможности повлиять на действия других заинтересованных сторон, в первую очередь — стран Запада. Россия воспринималась Пхеньяном как возможный посредник, которому до некоторой степени можно было даже доверять. Однако с резким усилением российско-американского противостояния после 2014 года посреднические возможности России уменьшились. Понятно, что к голосу Москвы на Западе сейчас если и прислушиваются, то скорее по принципу «выслушай, что скажет Кремль, и сделай наоборот». Когда Вашингтон и его союзники относятся к России подозрительно и враждебно, воспринимают ее как противника и младшего партнера Китая, Пхеньяну не приходится рассчитывать на эффективность российского посредничества. Дилемму, с которой столкнулась Россия на Корейском полуострове, хорошо описал Василий Кашин. С одной стороны, Россия может попробовать проводить там свою линию, несколько отличную от линии Китая. Но при всей своей привлекательности подобная позиция будет довольно затратной, потому что за влияние на Северную Корею всем и всегда приходится платить — в том числе звонкой монетой. Сейчас не похоже, что у Москвы есть желание вкладываться в этот проект. И это отсутствие энтузиазма представляется вполне обоснованным, так как возможные политические и стратегические приобретения, скорее всего, не стоят тех денег, которые за них придется заплатить. С другой стороны, Россия может согласиться на то, чтобы оставаться в фарватере Китая и фактически следовать его линии. Эта позиция не будет требовать серьезных вложений, но, безусловно, будет означать временный отказ от автономии в действиях на Корейском полуострове. Приход к власти Байдена повышает вероятность того, что ситуация будет развиваться по второму сценарию — пассивному и прокитайскому. При противостоянии с Западом Россия не может играть роль эффективного посредника, а нежелание Москвы активно субсидировать Северную Корею означает, что для Пхеньяна Россия неинтересна как потенциальный донор. Впрочем, следует ли по этому поводу расстраиваться? В конце концов, даосы были правы, когда учили: бывают времена, когда неделание является не только единственно возможной, но и лучшей политикой.