08/07/2017
Особенности онлайн-образования в России
65 Минобрнауки Интервью Москва Зачем онлайн-университету столовая и огнетушитель, как родители смогут учиться параллельно со своими детьми, на какие специальности нельзя выучиться дистанционно и как устроен рынок онлайн-образования в России, рассказал Indicator.Ru руководитель исследовательских проектов агентства Synopsis Group Владимир Картавцев.
— Владимир, вы участвовали в исследовании российского рынка онлайн-образования. Чем онлайн-образование в России отличается от мирового?
— Первое отличие заключается в том, что у нас бизнесу в этом сегменте рынка сложно взаимодействовать с государством. Второе: в России менее распространен тренд на непрерывное образование в течение всей жизни. У нас образование до сих пор, в целом, соотносится с определенными периодами в жизни: вы сначала получаете какие-то знания в молодости, а потом применяете эти знания на практике. Причем, будет ли эта «практика» как-то связана с вашей непосредственной квалификацией, большой вопрос. Бывает, конечно, что человек получает дополнительное образование в рамках повышения квалификации, если это необходимо. Однако такое образование относительно редко бывает «упаковано» в онлайн-форматы, хотя большие корпорации уверенно движутся именно в этом направлении. В целом, складывается ощущение, что идеология lifelong learning (обучение в течение всей жизни, — прим. Indicator.Ru) распространена в России значительно хуже, чем на Западе.
Существует множество предпосылок такого положения дел. В России до сих пор есть определенные проблемы с интернет-инфраструктурой. Самое банальное — это качество работы Интернета. Среднему университету в регионе, чтобы выстроить систему онлайн-образования, придется договариваться с подрядчиками, интернет-провайдерами, и это для университета довольно сложно, это новый тип отношений, который необходимо выстраивать со своими контрагентами; к инфраструктурным добавляются организационные трудности. Этим приходится заниматься потому, что вы не можете позволить себе обрывов связи, если у вас в онлайне тысяча студентов выполняет какое-то задание или слушает преподавателя. Университет вынужден развивать свои собственные мощности. Это дорого, где-то в отдаленных регионах это достаточно сложно.
С другой стороны, онлайн-образование для многих вузов — это не просто способ развиваться и находить новых студентов, это реальный способ решения проблем. Возьмем, к примеру, Ханты-Мансийский автономный округ. Из некоторых населенных пунктов там достаточно проблематично добираться до филиалов того или иного вуза. Поэтому некоторые из учебных организаций активно развивают онлайн-образование. Проблема с физическим перемещением студентов и преподавателей отпадает. Освобождаются площади, которые можно использовать с выгодой. На практике, правда, это выглядит не очень инновационно, потому что чаще всего вузы просто перекладывают программу, например, заочного обучения «в цифру», не занимаясь созданием нового образовательного контента или принципиально новых форм «упаковки» этого контента.
Еще у нас совершенно не внедрены в онлайн-образование высокие IT-технологии. Есть вещи, которые, по словам экспертов, у нас полностью отсутствуют. Например, в онлайн-образовании у нас не используют технологию дополненной виртуальной реальности. С ее помощью можно было бы заменить присутствие в классах, вы могли бы эмулировать станок, пульт управления кораблем или целую учебную лабораторию. Если говорить про специальности сервисного характера, то дистанционное обучение в виртуальной реальности могло бы протекать по ролевым сценариям. Скажем, человек, который стоит за ресепшеном в гостинице, сталкивается с определенным набором ситуаций, которые вполне можно отыгрывать таким образом.
Кроме всего перечисленного, у нас в стране есть целый набор специальностей в сегменте среднего профессионального образования, которые не могут полностью преподаваться в онлайне. На этот счет существует специальный законодательный запрет (приказ Минобрнауки России от 20.01.2014 N 22 (ред. от 10.12.2014). Точно такой же документ в виде черновика есть и для высшего образования, но пока он не утвержден. В то же время в России очень велик потенциал использования мобильных устройств для доступа в Интернет. Это из хороших новостей.
— Как отбираются специальности СПО, которые нельзя преподавать онлайн?
— Есть гипотеза, что в онлайне нельзя преподавать вещи, которые надо учиться делать руками. Сюда относятся судоводители, токари, монтажники, плотники, укладчики кровли. Если анализировать законодательную базу, то в законе об образовании сказано, что существуют специальности, которые не могут преподаваться исключительно онлайн. Это двусмысленная формула, поскольку непонятно, может ли какая-то часть того или иного курса преподаваться онлайн или запрет распространяется на весь курс целиком. Студент изучает сопромат. Его можно преподавать онлайн или нет? А если он потом его применяет, чтобы, образно говоря, класть один бетонный блок на другой бетонный блок руками? Также запрещено преподавать онлайн специальности, которые могут быть связаны с государственной тайной. Но это, в целом, понятнее, чем запрет на преподавание сервисных специальностей в онлайне.
— Каким специальностям высшего образования нельзя обучать онлайн?
— Начну издалека. Эксперты, которые занимаются внедрением полноценного онлайна в вузах, рассказывают следующие вещи. Можно представить выгоды, которые университеты получают от внедрения онлайна. Можно представить типологию университетов, которые могли бы его внедрять. Можно представить набор барьеров, которые не позволяют полноценно внедрять онлайн-образование. Есть закон об образовании (273 ФЗ) и ряд нормативных документов, которые регулируют дистанционное обучение, начиная от детских садов и заканчивая высшей школой. И есть реалии рынка. И эти две вещи не очень хорошо соотносятся друг с другом.
То, как государство представляет себе онлайн-образование, и то, как его видит бизнес, — это два сильно отличающихся друг от друга способа смотреть на вещи. Самый серьезный барьер, который необходимо преодолеть, например, вузу, чтобы внедрить полноценное онлайн-обучение, — это организационные трудности. Вузу придется полностью переделать свою бизнес-модель, чтобы ввести онлайн. Речь уже идет не о переложении программы заочки в онлайн, а о разработке собственного образовательного контента. Нужен преподаватель, который способен внятно говорить на камеру, нужна команда монтажеров, режиссер, нужны айтишники, которые все это внедрят и будут следить, чтобы оно работало.
Если вы представляете, как формируются университетские кафедры, то вы понимаете, что нанять оператора и айтишников будет достаточно сложно с точки зрения организационных препон. Вы как минимум уроните отчетные и мониторинговые показатели этой кафедры или другого подразделения, так как наймете кучу сотрудников без ученой степени. Дальше: чем будут заниматься эти люди? Они тоже будут заполнять множество бумажек типа индивидуальных планов профессорско-преподавательского состава? И так далее. Встроить рыночные решения в средние государственные университеты достаточно сложно.
Если вернуться к вопросу, что в высшем образовании нельзя преподавать онлайн, то это технические и естественнонаучные специальности, предполагающие работу в лабораториях. Если посмотреть на Федеральные государственные образовательные стандарты (ФГОС), то в них будет указано, какое количество лабораторий должно быть, как они должны быть оснащены.
Если перед вами стоит задача открыть онлайн-университет, то точно так же, как и в случае со школами, вы столкнетесь с требованием, что у вас должна быть существующая в физическом мире, оффлайновая классная комната с определенными параметрами, столовая, медпункт. И все это должно быть оборудовано определенным количеством огнетушителей и пожарных выходов. Вы не можете получить образовательную лицензию, если не отвечаете этим требованиям.
Владимир Картавцев. Руководитель исследовательских проектов агентства Synopsis Group
Можно, конечно, и без лицензии нормально существовать на рынке, но в некоторых случаях она нужна. Поэтому для вашего онлайн-университета вам придется обзавестись комнатой с огнетушителями. Позволить себе это могут только большие игроки рынка.
— Звучит абсурдно. Зачем онлайн-университету столовая? Кого там кормить? Айтишников?
— Студентов, которые у вас учатся.
— Так они, наверное, дома кормятся.
— Все понимают, что это архаичная конструкция, но в документах пока прописано именно так. Количество нормативных документов, которые регулируют внедрение онлайн-обучения на верхнем уровне, не так велико, кстати, их порядка 20, не считая ФГОСов. Есть вопросы терминологического характера. В одном из таких документов везде используется термин «организация» применительно к провайдеру онлайн-образования. Возникает вопрос: а если я индивидуальный предприниматель, то могу ли я оказывать образовательные услуги в онлайне? Или мне надо обязательно регистрировать «ООО», например?
Кроме этого, со стороны государства не до конца продумано, что вообще такое «дистанционное обучение». Если почитать ФЗ №273 «Об образовании» и в особенности Статью 16, то, например, дистанционным образованием будет считаться такая история: вы — университет, я — студент; мы физически находимся на разных концах какой-то географии. Вы отправляете мне по обычной, не электронной, почте компакт-диск (!) с обучающими материалами, заданиями. Я эти материалы изучаю, задания выполняю, записываю все это на другой компакт-диск и отправляю вам, университету, обратно по почте. Вы проверяете, что я там натворил, и как-то аттестуете меня. Дело сделано.
Бизнес, естественно, смотрит на все это большими удивленным глазами и старается с государством поменьше связываться. У государства огнетушители, санэпидемстанция, компакт-диски, а им-то деньги надо зарабатывать, и этот процесс к огнетушителям не имеет никакого отношения. В нашем случае, понятно.
Это, вообще, для меня самый интересный вопрос, который вылез по итогам нашего исследования: как вообще согласованы между собой сетки классификаций, которые есть у государства и бизнеса? У одних — «дистанционные образовательные технологии» и «электронное обучение», а у других — «онлайн-образование» и EdTech. Как государство и бизнес, сталкиваясь друг с другом, переводят термины одного лексикона в термины другого? Как они вообще могут понимать друг друга? Кто (или что) является переводчиком? Короче говоря, пользуясь словами Мэри Дуглас, как эти институты мыслят? Еще интереснее, как они потом действуют?
— Насколько вузы заинтересованы в том, чтобы переходить на дистанционное обучение? И не получится ли так, что несколько крупных вузов разработают у себя программы с качественным контентом и все студенты будут у них?
— Вы имеете в виду, рискует ли ситуация стать монопольной?
— Да, что те же жители Ханты-Мансийска будут дистанционно учиться не в местных университетах, а в условной «Вышке» или МГУ.
— Безусловно, у крупных вузов больше возможностей. Во-первых, с помощью дистанционного образования можно расширять клиентскую базу. Во-вторых, вузам сложно конкурировать за потенциальных магистров, но они в состоянии делать это за счет внедрения онлайн-программ. В-третьих, региональное чиновничество может ставить задачи для образовательных учреждений региона по выпуску какого-то количества специалистов. Если у вас не хватает нянечек в детских садах, можно обязать педагогический колледж подготовить столько-то нянечек. Конечно, никто не запрещает этим нянечкам получить образование в Вышке, хотя они живут, например, где-то на Севере, но, с другой стороны, зачем это делать, если цены на обучение у себя в округе гораздо ниже, а форматы ближе и понятнее. И, наконец, целиком онлайн у нас все равно практически не внедрен, и придется приезжать на какие-то мероприятия в вуз, например, чтобы получить диплом или сдать сессию. Хотя с последним сейчас все проще.
Запрос со стороны клиентов очень диверсифицирован по отношению к регионам. Десять ведущих вузов вряд ли смогут своим предложением закрыть все потребности, которые потенциально есть у людей. Онлайном еще не захвачен рынок повышения квалификации. А оно требуется самым разным категориям людей. Иногда оно требуется силовикам, чтобы получать звездочки на погонах. Вот вам пример регионального спроса, который можно удовлетворить с помощью онлайна.
Есть совсем узкие, специализированные потребности, которые большие вузы не в состоянии закрыть. Например, в регионе запускают глобальный инфраструктурный проект, скажем, строят космодром. Привезти строителей со всей страны можно. А вот найти среди местных жителей специалистов, которые будут потом обслуживать космодром, уже сложнее. Хорошо, когда профильная кафедра или профильный исследовательский институт в составе университета открывает региональное представительство и обеспечивает онлайн-образование в регионе. И такая экспертиза есть не у всех больших игроков.
— Насколько качественное у нас сейчас онлайн-образование?
— Как я уже сказал, за исключением нескольких вузов это переложение существующих образовательных программ и планов в какую-то электронную форму. Так что тут какой вуз был, такой он и остался, разве что теперь можно учить студентов по скайпу. Редко в вузах внедряют цифровые экосистемы, в которых взаимодействуют преподаватели и студенты, есть видеолекции, тренажеры. В вузах практически ни у кого нет таких Learning management system, которые позволяют по собранным параданным улучшать качество обучения. У бизнеса такое тоже далеко не везде внедрено, кстати.
— Какие из государственных вузов сейчас в лидерах онлайн-образования?
— МГУ, Высшая школа экономики, Питерский Политех, МИСиС, Томск, еще несколько игроков.
— Давайте перейдем от вузов к школам. Кто в основном заинтересован в том, чтобы развивать школьное онлайн-образование?
— Со школами интересно. Заинтересованы все стороны, в том числе и государство. Именно оно выпускает мониторинговые предписания для школ, где должно быть сказано, какие системы и сколько их вы внедрили.
Во-первых, родители заинтересованы в разного рода IT-решениях, которые позволяют следить за успеваемостью их детей. Это доступ к электронным журналам, проверка того, что задал учитель и что ребенок делает.
Во-вторых, родители обеспокоены тем, что они не в состоянии помогать своему ребенку, потому что либо они не помнят школьную программу, либо она ушла далеко вперед по уровню сложности. Поэтому есть запрос со стороны родителей на собственное дополнительное обучение в рамках школьной программы. Вполне можно было бы запустить стартап, который помогал бы этим людям совершенствоваться.
В-третьих, со стороны родителей и детей есть запрос, связанный с экзаменами в 9-м и 11-м классах: ОГЭ и ЕГЭ. Здесь ситуация осложняется тем, что есть огромный серый рынок репетиторов, которые очно готовят детей к выпускным квалификационным экзаменам. Посчитать его объемы достаточно сложно: он серый.
В-четвертых, есть запрос со стороны школьников на ежедневную подготовку к занятиям. Школьник делает домашку, и ему нужно повторить то, что изучали в классе. Он заходит на специальный сайт (такое предложение есть и довольно успешно развивается), там подготовлены образовательные видео под каждую программу, задания, которые можно выполнить, можно проконсультироваться с преподавателем.
В-пятых, есть дети, которые сидят дома и не ходят в школу. Это дети с инвалидностью, те, кто болеет, те, кто учится экстерном или много переезжает с места на место.
В-шестых, есть запрос со стороны самих работников школы. На рынке есть предложения, которые облегчают директорам, завучам, учителям бумажную рутину. Продаются электронные системы, которые позволяют привести документооборот в разумный вид. Если сравнивать университет со школой, то в школе все несколько даже сложнее. Не так давно параллельно с электронным журналом нужно было вести бумажный. Нужно было заполнить один, потом второй, а затем еще ответить на комментарии родителей в духе: «Как же так, мой ребенок двойку получил?!» Так что предложение по ведению школьного документооборота пользуется спросом со стороны школ, так как все хотят облегчить себе жизнь. Если какая-то школа не покупает продукт, то его может купить за свои деньги условный завуч, сошедший с ума от количества бумажной работы. Это не так дорого, кстати. Когда бизнес пытается включиться в процессы, на которые распространяется монополия государства (а школы это касается в большей степени, чем вуза), то федерализм, который всем кажется существующим в РФ только на бумаге, показывает свое истинное лицо. Некоторые регионы с большой охотой внедряют у себя онлайн-образование, а другие просто блокируют частные инициативы такого характера. Так что в России нет единого рынка для тех игроков, которые хотят продавать онлайн-образование или смежные продукты за деньги. Это лоскутное одеяло, и каждый регион — это свой отдельный рынок. Внедрение IT-системы в школе в Калининграде — это совсем не то же самое, что, например, в Башкирии.
— Как бизнесу продавать свои IT-решения школам? Делать под каждый регион что-то свое?
— Самый лучший путь — это ножками приходить в школы или, еще лучше, в органы, курирующие все школы в регионе, и рассказывать, что будет, когда систему документооборота переведут в электронный вид. В смысле продаж, да, делать что-то свое. В смысле продукта, тоже да, вероятно, потому что школы, несмотря на необходимую унификацию, — это очень сильно отличающиеся друг от друга организмы.
— Приведет ли развитие онлайн-образования к тому, что увеличится количество частных школ?
— Это не всегда связано. Частные школы возникают либо от переизбытка, либо от недостатка. Например, в Москве, где население в среднем побогаче, вы можете отдать ребенка в частную школу.
Есть феномен малокомплектных школ. Они, как правило, находятся на отдаленных территориях, где нет доступа к иным образовательным организациям. Там мало учеников, мало учителей и не всегда получается найти хороших специалистов по всем предметам. Вот туда заходят частные организации, совершенно не обязательно делающие ставку на онлайн.
Если говорить о том, что частное школьное образование развивается вместе с онлайн-образованием, то я бы скорее сказал, что государство развивает онлайн-образование в параллели с рынком и в зависимости от того, что он делает, несмотря на то, что законодательная база пока еще архаична. Государство очень внимательно следит за частным рынком и старается брать лучшее. Но у них не всегда хватает экспертизы, чтобы внедрить отдельные технологии или запустить необходимые процессы. Они копируют, изобретают что-то свое и, в общем-то, играют довольно мощно, могут себе позволить. На этот факт следует обратить самое пристальное внимание, поскольку в ближайшем будущем это приведет к изменению законодательства в отношении онлайн-обучения. В какой-то момент государство само столкнется с проблемами, которые оно сейчас создает для бизнеса. Оно поймет, что ему нужен тот самый класс с огнетушителями. И изменение законодательства облегчит положение бизнеса.
— Недавно на встрече с классными руководителями выпускных классов школ президент Путин заявил, что воспитание важнее образования. Также мы постоянно слышим, что образованию нужны инновации, цифровизация и прочее. Как это совмещать?
— Опросы показывают, что большинство родителей убеждены в том, что онлайн хуже для обучения детей, чем оффлайн. Здесь самый частый аргумент в том, что ребенку нужна социализация, она происходит в школе, а в онлайне ее нет. Второй аргумент — это качество передаваемых знаний. По мнению родителей, оно сильно зависит от эмоциональной подоплеки, а онлайн они представляют как абсолютно эмоционально выхолощенную среду. В онлайне эмоций нет вообще, а в классе все теплое и ламповое, учитель ходит и гладит по голове, и знания в эту голову укладываются как нельзя лучше.
Отсюда понятно, почему многие родители сами говорят, что помимо обучения в школе должно быть еще и воспитание детей. У родителей работа, они видят ребенка два часа вечером и два часа утром. И они не готовы бросить ребенка в плане воспитания каких-то качеств на произвол судьбы.
— Вы не согласны с тем, что для школьников обучение в онлайне менее эффективно, чем с учителем? Я не говорю про старших школьников, которые мотивированы на сдачу экзаменов. А вот ученики 3-7 классов, младшие подростки так же охотно будут учиться?
— Родители говорят, что у ребенка будет свободный график, если он будет заниматься онлайн. Не нужно будет ходить в школу к 8:30, не нужно будет следить, чтобы урок длился 45 минут. И вообще, одна из самых важных вещей, которой учат в школе, — это следование графику, говорят родители. Поэтому для довольно большого количества родителей свободный график не плюс, а минус. С другой стороны, у ребенка в школе могут быть сложные отношения с одноклассниками или учителями. Вот не любит его училка русского языка, и это может стать драйвером, чтобы он занимался дома, например, при помощи онлайна.
Это если говорить о субъективном восприятии эффективности обучения. Обучение — это ведь не только оценки, особенно, как вы говорите, для 3-7 классов. Если говорить о попытках объективного комплексного оценивания эффективности онлайн-обучения, то здесь ситуация непроста. Все крупные игроки рынка онлайн-образования, конечно, пытаются оценивать качество тех услуг, которые они предоставляют. Проблема в том, что у всех свои критерии. Одним из самых распространенных способов такого оценивания является подсчет выпускников, например, онлайн-университетов, которые устроились после обучения на работу по той специальности, которую в этом университете получили. И, понятное дело, сопоставление с общим количеством студентов, которые поступили на тот или иной курс. Рынок ведь, в широком смысле, оценками не интересуется — он интересуется навыками.
Со школьниками, которые еще пока не готовятся к сдаче ЕГЭ или ОГЭ, сложнее, сильно сложнее. Скорее всего, вопрос о том, как и насколько хорошо работают нынешние системы оценки эффективности онлайн-обучения, встанет перед нами в ближайшее время уже в исследовательском ключе. Поэтому сейчас я бы не стал пытаться подробно на него отвечать.
— Последний вопрос будет про деньги. Вы говорите, что со стороны всех игроков рынка растет запрос на образование онлайн. При этом в России очень небольшое количество инвестиционных сделок, 65 за три года. С чем это связано?
— Сравнивать долевое соотношение тех инвестиционных сделок в области онлайн-образования, которые произошли на Западе и у нас, это то же самое, что сравнивать число авианосцев у США и у стран всего остального мира. Если у вас есть хоть один авианосец, это уже очень и очень хорошо. Сделки у нас заключаются, просто объем и обороты пока не те, естественно. Небольшое их количество — это не от того, что у нас такие сделки бесперспективны. Наоборот, все перспективы есть.
Автор: Марина Киселева
