09/12/2016
Владимир Шумный: козлятами из-за ГМО мы точно не станем
429 СО РАН ФАНО РАН Науки о жизни Интервью Новосибирск Негативное отношение общества к ГМО лоббируют корпорации, производящие пестициды и ядохимикаты. Вред ГМО преувеличен и не доказан, спекуляции вокруг экологически чистых продуктов и конкуренция стран с различным уровнем развития сельского хозяйства вносят свою лепту в дискриминацию генной инженерии.
О закулисье борьбы вокруг ГМО в интервью "VN.ru" рассказал доктор биологических наук, действительный член Российской академии наук Владимир Шумный.
Масла в костер дискуссий вокруг ГМО добавил принятый в июне 2016 года закон, который вводит запрет на выращивание и разведение в России генно-инженерно-модифицированных растений и животных. С подачи «Гринпис» свыше ста нобелевских лауреатов (и в их числе — единственный ныне живущий российский лауреат, академик Жорес Алфёров) подписали письмо в ООН в защиту ГМО.
Ученые готовы объяснить, насколько безопасны продукты ГМО, и чем вызваны непрекращающиеся нападки на новые технологии в сельхозпроизводстве, кстати, не только в России, но и во многих вполне передовых странах мира. И, наконец, главное: если закон о запрете производства ГМО в нашей стране принят, значит, в этом есть какая-то логика? За разъяснениями мы обратились к известному новосибирскому ученому.
— Владимир Константинович, отчего такая негативная реакция в обществе на ГМО?
— Прежде всего, психологические причины. Согласитесь, что, например, синие яблоки (что возможно) для нашего глаза — нонсенс, а уж что касается негниющих овощей – тем более непонятно, так же как и то, что некоторые выведенные сорта картофеля «игнорируют» нападки колорадского жука: если он их ботву съест, то отравится, а человеку ничего не будет. И так — сотни примеров. Например, инсулином мы колемся давно и регулярно, и без него сегодняшняя медицина уже невозможна. Самый распространенный способ получения инсулина сегодня – из ГМО.
Вторая группа причин – экономические. Огромные корпорации, производящие миллионы тонн настоящей химической отравы в виде, пестицидов, ядохимикатов и прочих помощников в сельском хозяйстве, боятся остаться без работы.Часть из них перестраивается на новые рельсы, но далеко не все. И сегодня в этой производственной сфере заняты миллионы людей. И вот парадокс – именно «зеленые» подняли знамя борьбы с ГМО. Тут невольно возникают вопросы…
И, разумеется, во всем есть политика, то есть, защита интересов сельхозпроизводителей собственной страны. А эти причины куда более серьезные и веские, чем отстаивание такой родной, но «кривой» брюквы или репы.
— И как это толковать применительно к России?
— Россия – очень богатая на земли страна. Настолько богатая, что свыше 40 миллионов гектаров прежде пахотных земель сегодня зарастает бурьяном. С высоты самолета или спутника ни в одной стране мира вы не увидите столько девственно зеленых пятен. Особенно на нашей границе с Китаем: сразу за Амуром хорошо видно, как у наших соседей обрабатывается каждый квадратный метр земли.
Вполне естественно, что китайцам ГМО только на руку. У нас же сельхозтехнологии до сих пор в основном были и во многом остаются экстенсивными: больше полей, коров, птичников и т.д. Но мы скоро тоже вплотную подойдем к рубежу экстенсивного роста производства, когда большее количество достигается меньшими затратами. Потому что пока, особенно на первом этапе освоения, ГМО-технологии намного дороже обычных.
Сказать, что закон о запрете ГМО принят от нищеты нашей – неверно. Скорее, это вынужденная мера, и через два-три десятка лет мы все забудем о наших разногласиях, и практика ГМО прочно войдет в нашу жизнь. Есть еще один аспект, о котором широко не говорят: дело в том, что наша пшеница и другая сельхозпродукция, «свободная от ГМО», имеет в этом смысле конкурентные преимущества, что очень важно в сложившейся ситуации.
— Но есть еще и опасение, что ГМО сужают линейку сортов, примитивизируют пищу, и что «настоящее натуральное питание» якобы становится уделом богатых и избранных?
— Это неверно. Наоборот: генная инженерия пока делает первые шаги, и ее преимущества уже заметны. Но что касается модификаций будущего – тут необъятные возможности улучшения сортов, пород и штаммов микробов.
— Но ГМО-сорта не имеют устойчивого потомства! И нам на первых порах нужно будет все время закупать семена ГМО-кукурузы, пшеницы, свеклы, картофеля и т.д. То есть, мы попадаем в семенную кабалу к крупным американским компаниям, таким как «Монсанто», которая сотрудничала с американской военщиной, и ее продукцией травили вьетнамцев?
— Что касается истории компании, то «из песни слов не выкинешь», но семена ГМО-сортов имеют точно такие же характеристики, как и обычные. Другое дело, если это касается гибридов – растений с необыкновенно высокими урожаями первых лет. Но в общем представлении все эти проблемы свалены в одну кучу, как я понимаю, с целью дискредитации генной инженерии.
Мы и сегодня покупаем на международном рынке массу семян гибридов, которые рассчитаны только на один урожай. Грамотные дачники об этом знают. Но это два разных вопроса.
Сегодня в мире сельхозсортами ГМО занято свыше 200 миллионов гектаров пашни. Это уже немало, если учесть, что в Новосибирской области всего обрабатывается порядка двух миллионов. И чтобы наше сельскохозяйственное будущее со временем не ухнуло в яму, упомянутым законом РФ разрешены и поощряются научные разработки в генной инженерии.
— А как нам относиться к маркировкам продуктов типа «натуральное, без ГМО»?
— Спокойно. А если говорить серьезно, на наш внутренний рынок в силу недостаточно развитого собственного сельскохозяйственного производства попадает огромнее количество генно-модифицированных продуктов из-за рубежа: либо прямо, либо опосредованно через животный белок. И ничего, козлятами мы еще не стали.
А вот спекуляций на экологически чистых продуктах уже очень много. Если и нужно чего реально опасаться, то это тех биодобавок, антибиотиков, которые попадают к нам на стол через животные белки, несмотря на контроль. — Давайте напомним нашим читателям несколько «азбучных», как утверждают ученые-специалисты, истин относительно ГМО. Почему они безопасны?
— Генная модификация и растительных, и животных продуктов происходит вот уже многие тысяч лет, с тех пор как человек одомашнил ряд животных и растений и стал постепенно улучшать их качество. Генная инженерия позволяет многократно ускорять эти процессы путем переноса генов из одного вида в другой, не меняя основных потребительских качеств. И, как видите, за тысячи лет потребления продуктов новых сортов злаков и животных биологические характеристики человека меняются только в лучшую строну. Это что касается питания.
Любой серьезный ученый сегодня хорошо понимает, что за генной инженерией огромное будущее: это и получение новых сортов растений, и биотехнологии в фармацевтике, и новые технологии в хирургии, и прежде неведомые производства человеческих клеток и тканей, и даже в утилитарном смысле – в производстве стремительно растущей биомассы как одного из видов топлива будущего.
К тому же сам человеческий организм при потреблении продуктов питания имеет свою своеобразную защиту: попадающие нам в желудок цепочки чужих генов с помощью ферментов распадаются, «рубятся» на короткие фрагменты, из которых строятся уже наши гены.
— Почему не ослабевает «накат» на Академию наук?
— Реформа РАН назревала давно, это понимали и сами академики. Но в 2013 году ее форсировали скороспешным принятием известного закона. Почему это произошло? Слишком долго раскачивалась сама Академия, неоправданно долго не менялось ее высшее руководство.
Вот сверху и «рубанули», причем, мало считаясь с научной общественностью. Да и субъективные факторы сыграли свою роль: до сих пор неизвестны авторы проекта реформы, «обижали» на выборах в Академию известных людей и т.д. Академию настолько «освободили от бремени» хозяйственных забот, передав все финансы ФАНО, что она утратила реальные рычаги управления наукой, перспективой ее развития, которые остались на бумаге и только.
С приходом рынка резко поменялись основные ценности общества. Его величество капитал проник и в науку, а научные учреждения работали по старинке, основываясь на чести, достоинстве и добросовестности ученого. Академия все более становилась неким социальным островом, и в принципе утрачивала доверие властей и части общества. Думаю, что разговоры о чистоте научного эксперимента, фундаментальном поиске, удовлетворении любопытства за счет государства и т.п. скоро неминуемо останутся в прошлом.
Сибирское отделение и прежде на 60% работало на оборону, какое уж тут «любопытство»! И сейчас вся нацеленность научного поиска нового знания – это, прежде всего, реальный результат и выход на практику. Но где его взять, если прежняя сеть отраслевой науки полностью разрушена? Нынешние технопарки, научные центры и наукограды лишь частично и пробуксовывая восстанавливают утраченные позиции.
Все понимают, что любое кардинальное реформирование не просто останавливает развитие науки, но и отбрасывает ее назад. Надеюсь, что руководство страны понимает всю сложность проблемы и в ближайшее время предпримет меры для реального возрождения российской науки.
А что касается приема в члены РАН крупных чиновников и родственников из известных научных семейств – уверен, что это моральный аспект, в каждом случае надо смотреть конкретно, а не вообще.
Но тот факт, что Академия численно разбухает в последние десятилетия, увы, правда. Самоконтроль нашего академического руководства, Президиума РАН был утрачен, равно как и контроль со стороны государства. Но это не повод уничтожать саму Академию, которая все равно останется высшим экспертным советом власти и надежным ее помощником в определении вектора научно-технологического развития страны.
Алексей Надточий
